немного сложновато, обычно пишу плюс-минус около метафорично, только первые посты такие позерские, простите. .
| [indent]«И я готова, коленопреклоненная, сдать свою шею на волю самому жесткому из палачей — я готова расстаться с головою, увенчанной кровавой короной; я готова распустить тугую косу и отправиться на поругание босая, один на один со своей бедой — [indent][indent]ах, если б только одна мысль о вечных муках могла помочь свету очей моих в неравной борьбе за правое дело.» | |
♪ requiem for a tower
Подобно змеиному яду, что расползается по венам умерщвляющей волной, бегут по крепости слухи; они продираются сквозь камень кладки, скользят через уста, вместе с колодезной водой — они отравляют пищу и умы; говорят, люди не знают пощады.
Говорят, людям нужны деньги, но это, пожалуй, самая мерзкая ложь из всех возможных; людям нужна власть.
Сивые лошади втопчут в грязь каждое слово неверных, но лезвие обоюдоострого мечта опустится на загривок — прольется невинная кровь и факел вспыхнет в руках, для него не предназначенных.
Беги, княгиня —
[indent]ветром отмеченная, беги же, покуда ретивые псы щелкают пастью, сея хаоса и страха ростки на почву, привыкшую к миру; беги, черной тканью вуали скрывая пяту ахиллесову, доверчиво жмущуюся к груди.
Вспыхнет первым закатным пламенем — племенем заката жизни законного князя и наследников его, отмеченных самим Создателем — самая верхняя башня — она это видит; она слышит, как распахиваются двери и как отвратительно пахнет железом — кровью благородной и мечами отступников. Она слышит, она видит — она помнит, как одна за одной раздавались молитвы о помощи; слова, адресованные Ему —
о Создатель, не оставь детей своих перед началом Черного времени.
Она есть слуга Божия, рука правая — жена, потерявшая в одну ночку темную и мужа своего, и сыновей — завтрашним утром головы их будут вывешены на крепостную стену, так, чтобы любой неверный мог встретиться глазами с распахнутым взглядом самой смерти; прах их не достоин костра —
[indent]говорят враги.
Печень их будет отдана воронам.
Страшны мечи, что скрещиваются в поединке — беги, княгиня, пока прикрывают твою спину последние верные головы; пока подошвы твои не видали еще крови последнего сердцу милого человека — пока вороные кони не отправились по пятам затравленного зверя, убегай же.
Враги не станут думать о пощаде; не станут слушать твои молитвы, не взглянут даже на перста, поднятые в заклинающем жесте:
жены, потерявшей мужа.
матери, потерявшей детей.
княгини, потерявшей корону.
страны, потерявшей законного правителя.
— Отступники будут прокляты — и да не будут глаза ваши зрети, и да не успокоится кровь от крови моей, покуда не оросит землю, Создателем дарованную в царствование, кровь же врагов наших.
Непривычно легки перста, не изукрашенные дорогими кольцами; непривычно быстр и норовист бег гнедой кобылы под скрипучим седлом. Только ладони, цепляющиеся за постаревшую за одну ночь спину уже не девушки, но старухи — все также доверчиво пугливы и теплы —
душа моя, я тебе обещаю, что голова твоя не только будет смотреть на звезды, но и станет вновь по праву рождения изукрашена монашеским венцом.
Быстрее ползущей чумы должны быть ноги гонцов, несущих дурные вести; и еще быстрее — ноги бегущей в страхе прочь из страны. С приходом новой власти даже самый преданный пес будет обязан честью и верностью выдать местоположение единственной живой еще угрозы — страшно думать о том, как варварские руки хватают за мягкие невинные кудри ребенка — и тащат, тащат его к плахе, чтобы каждый живущий, чтобы сам Создатель — видели эту последнюю смерть.
Но она — не позволит.
Храбрее медвежьей матери, быстрее соколиного крылышка — она подставит грудь свою под удар, руками голыми отведет пронзающий меч.
— Прошу, — грубо выделанная ткань подола скрывает отрока, рука прикрывает белы косточки, — нет, я заклинаю — помоги унести прочь ребенка и будешь вознагражден.
Смыкая кривящиеся губы тенью, она не выдаст отвращения и презрения; не дернет и бровью, но не опустит широкого размаха осанистых плеч перед отступниками короны и власти некогда законной. Каждому из них — по виселице в остроге, но во времена, когда нельзя доверять ни единому рыцарю, они, безбожники и грязные отступники, остаются последним шансом.
Они, охочие до денег, не станут смотреть и видеть чины, которыми наградят приведших беглецов. Они слышат — здесь и сейчас, звон отлитой монеты и чеканного герба Семьи.