Scary Kids Scaring Kids — Watch Me Bleed

Тренировки по четвергам начинались в девять утра, а Корнелия начинала свой день с водки со льдом. Проснулась она задолго до скрипичной партии моцартовской ре мажорной сонаты будильника, и долго лежала в холодной постели, под жемчужными шёлковыми простынями — изучала гипсовую лепнину на потолке, чистое рококо, в духе Растрелли. Картуши по углам и ормушли где ни попадя окрашивались в грязно-серый цвет, пока остроконечные листья пандануса щекотали лоб. В периоды, когда Корнелия нервничала, цветы впадали в бурную ярость и росли по секундам, достигая гигантских размеров. Корнелия морщилась; её мучило похмелье после вчерашней вечеринке в Хитерфилдской галерее современного искусства, на которой так яростно настаивал агент, и головная боль, вечная четверговая гостья, перед показательными закрытыми катаниями — на трибунах должны были собраться болеющие за своих чад мамаши, готовые грызть друг другу глотки зубами и языками, коучи из школ фигурного катания, присматривающие юных кандидаток, и просто своры родственников, неизменно таскающих с собою ланчбоксы. Корнелию ждали долгие бесконечные разговоры, касающиеся таланта и выправки будущих чемпионок, рыбьи, пустые глаза матерей, требования, вопросы, попытки шантажа и взяток, а после — звонки Кармен, требующей и умоляющей Корнелию не пропускать открытие рыбного ресторана на Дадли Авеню. На самом деле, Корнелии всё равно — Питер уехал, и одним напоминанием о нём в квартире остаётся удушающий аромат дезодоранта от «Armani» и записка, прикреплённая к дверце холодильника — «дело затягивается, вылетаю в Айову, буду через два дня, люблю, целую». Корнелия раздражается от записки ещё сильнее, и с силой открывает дверцу морозилки — она бы с удовольствием выпила что полегче, но для «белого русского» сливок нет, а тащиться в магазин за соком, ради тошнотворной «отвёртки», она не собирается.

Слишком много приходится провести времени в ванной — тёмные круги под глазами отказываются уходить, и Корнелия не может определиться с цветом губной помады. Она аккуратно, неторопливо раскладывает футляры по расстеленному полотенцу, пробует цвет на руке и останавливается на тёмно-вишнёвом.
Потом она проводит целый день в кашемировой водолазке и дутом жилете, с высоко собранным конским хвостом, на катке — ледяная крошка оседает на висках и носу, и льдинки тают, оставляя мокрые следы. Неуклюжие, неловкие девочки возрастной категории от семи до девяти лет пытаются повторять арабески, заклоны и дорожку шагов, пока болельщики, в виде бабушек и скучающих младших братьев-сестёр, выкрикивают поддерживающие лозунги. У Корнелии голова гудит от музыки, вибрации и сквернословия мамаш, и она вымещает злобу на воспитанницах. В раздевалке Корнелия отчитывает их последовательно, первую за второй и вторую за третьей, и половина остаётся в слезах, другая половина — не выдерживает и выбегает. Корнелия не жалеет их и не считает себя неправой; в конце концов, она не берёт учениц старше тринадцати осознанно. Когда дети ещё маленькие, гибкие и с ломкими косточками, психика их столь же гибка и подвластна внушению; Корнелия им ничего не внушает, говорит одну лишь правду. Те, которые доходят до конца, обладают железной, стальной мотивацией, выкованной из амбиций родителей или же собственных стеклянных грёз. Эти замки из хрусталя разобьются и поранят до мяса, но не Корнелии о том говорить. Коучам она оставляет визитку, обещая обсудить всех выступивших девочек на следующий день, по телефону, и решить, кто же получит заветную стипендию, сама же выходит со стадиона — со стороны служебного входа, избегая мамаш. На лестничной клетке Корнелия курит, и сигарета стирает помаду — ментоловые «Newport» заканчиваются. Телефон разрывается от входящих звонков — Корнелия так и не даёт ответ Кармен, и, облокачиваясь на железную перегородку, с которой ссыпется ржавая зелёная краска, вглядывается в Хитерфилд. Отсюда, с верхних этажей стадиона, виднеются песочные небоскрёбы, переходящие в районы жилых домов, мост через реку, море и даже линия начинающихся болот. Солнце заходит, здания окрашиваются в синий, в воздухе колеблется зеленоватый дым. Корнелия выдыхает дым, комкает пачку и торопится домой — но, паркуясь у дома, не решается войти назад.
Там её ждут двухэтажные апартаменты, холодные и пустые, записка от Питера, ярко-жёлтая, и Корнелии не спрятаться от неё. К подругам не зайти — у Хай Лин и Эрика семейный ужин, у Вилл и Мэтта — занятия с малышом, у Тарани — родительское собрание, у Ирмы — родители и брат с невестой. У всех у них, у бывших стражниц, семьи, у Корнелии — ничего.
Она решает прогуляться в парк, может, даже отправиться на пробежку.

Пробежка отменяется — сначала Корнелия выпивает стакан вина, а после меняет водолазу на свитер. До парка ей идти четверть часа, и она шагает сначала быстро, потом замедляется — и, уже среди высаженных в ряд орешников, бредёт совсем медленно. В голове у неё крутится тысяча мыслей, но ни за одну она не может ухватиться. Телефон остаётся дома — звонки Кармен выводят Корнелию из себя — и потому бредёт она в полумраке, сходя с дорожек, освещаемых фонарями, в кромешную мглу. Ей одиноко, Корнелия топит себя в этом одиночестве, и от того ей становится хорошо. Завтра тренировки с хореографией, в воскресенье — премьера фильма, то ли историческая драма, то ли комедия — Корнелии всё равно. Нужно будет написать Питеру смс и проверить, заберёт ли он смокинг из химчистки.
Но здесь нет ни Питера, ни билетов, ни обещаний — только деревья, земля и крошечный островок природы, а за забором, за прочной клеткой, кипит фальшивая жизнь, и неоновыми следами линий остаются воспоминания о пронёсшихся мимо машинах.
Корнелия стоит под дубом долго, с закрытыми глазами, и просто дышит. Она не ждёт — давно разучивается это делать — и просто молчит. А потом решает отправиться домой и заснуть — в этом вечере смысла чуть больше, чем в предыдущих. Гораздо больше, согласись она на открытие ресторана.

Корнелия выходит из парка, и заворачивает направо — светофор поломался. Ей нужно подождать у фонаря, и она различает мужскую фигуру — высокую, в длинном плаще. Корнелия его не боится, и сама не останавливается — только вжимает голову в плечи, смотрит в асфальт и быстро подходит, сохраняя дистанцию. А потом случается порыв ветра, и ударяет её по спине — ветер взметает её волосы, и прошлогодние листья, головы одуванчиков, и всё это проносится мимо неё и незнакомца. Корнелия оборачивается, просто посмотреть на цветы — но вместо того различает профиль, который тускло освещает масляный свет фонаря.
Корнелия, пожалуй, никогда этот профиль не забывает.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, и сама удивляется, как холодно, твёрдо и спокойно звучит её голос.
Какая холодная она сама.

Но всё-таки пройти мимо не может.

[indent] говорят у вселенной всегда есть план, но ни богам ли знать что не так это. не у вселенной план, он плетется аккуратно тремя сестрами-паучихами в пещере о которой мало кто из смертных слышал. рождение, жизнь, смерть - три элемента судьбы каждого. персефона была на сицилии рождена, в пещере, подальше от любопытных взоров богов. с афиной и артемидой росла, а позже цветы собирая в саду под внимательным взором матери и подруг ( сестер, нянек, стражей ) нимф. к смерти ей не суждено приблизиться.
[indent] чего не знаешь - о том не сожалеешь. принципом таким руководствовалась деметра ограждая дочь от мира окружающего. восхищающаяся обещанием данным артемидой при всем олимпе, мечтающая держать кору подле себя вечно, придумывающая причины ( иногда валидные, но чаще нет ) защищать дочь от всего и всех. но что в нить вплетено, вопреки всеобщему мнению, выплести невозможно. причины контроля строгого известны мало кому, но лучше всего самой деметре. в одну из темнейших летних ночей лахесис сказала «коре суждено стать королевой одного из миров и тебе этого не изменить как бы ты ни старалась». но кто богине плодородия говорит что у нее что-то не получится? и она сделала целью своей жизни защиту дочери от всего. ведь деметра знала что это означает: зевс, отец ее дочери ( ловелас, неспособный пройти мимо женщины как бы та не сопротивлялась ), посейдон, царь морей ( уже имеющий ч е т ы р е х жен ), и... аид, владыка царства мертвых ( самый нелюбимый ее брат, причина, как часто бывает с деметрой, никому, кроме нее, не известна ). крайне маловероятны все три варианта, но предсказания мойр не изменить. поэтому только избранные  пускаются во владения деметры. но среди них оказался нелюбимый брат...
[indent] кора понятия не имела зачем плутос остановился в их доме на несколько ночей, но ее это совершенно не волновало. у них гостил брат любимый! когда плутос приходил в доме менялась атмосфера, из воздуха пропадало напряжение, а каждый вечер они выезжали на конные, прогулки. поэтому своей обязанностью она считала каждое утро приносить ему букет цветов свежих полевых что собирала сама, не позволяя нимфам помогать ( что, в ее понимании, способ выражения всепоглощающей любви и заботы, удостаиваются этого немногие, а точнее - абсолютно все кого она знала ). этим утром она тоже собрала ему букет и ураганом, не замечающим вокруг ничего, ворвалась в гостиную. она обняла его со спины с такой силой что чуть не столкнула со стула, крепко поцеловала в щеку и сунула в руки букет. и только тогда заметила что он в комнате не один ( воспользовавшись отсутствием и доверием матери брат привел в дом гостя )
[indent] - ты же знаешь что матушке не нравится когда в дом приводят чужих, - прошептала она ему удивленно смотря на гостя и тут же решила что сжалится над братом, - но я никому не скажу, - вынимая маленькую ромашку, протягивала сидящему напротив мужчине, чтоб он не подумал, что хозяева в доме не гостеприимные. когда цветок встретил своего нового хозяина, кора без лишних слов развернулась и побежала к своим подругам в небольшую рощу за очень большим садом.
[indent]  [indent] больше она этого гостя не видела... до сегодняшнего дня.
[indent] чего персефона не знала, о том не сожалела. как не ведала она о предсказании мойр, так же понятия не имела о сделке недавно заключенной между отцом и дядей. и благословением было ее неведение. она не знала олимпа, не знала жизни за пределами рассказов нимф, не знала настоящей свободы. как птичка в золотой клетке, рожденная в неволе, небо видит только через окно и благодарна до края своего мира за то что ее выпускают полетать в комнате. ее клеткой был дом с большущим садом, конюшней и долиной за ними. по сицилии ей гулять разрешено только под присмотром матери ( если она не находила отговорки ) или брата ( только ему деметра могла доверять, но это продлится недолго ). она не была довольна, но была счастлива в окружении цветов и самых дорогих.
[indent] вот и этим утром, так же как и любым другим, она помогала цветам цвести и собирала те что были готовы отдаться ей в руки. гелиос ( один из немногих знавший о существовании коры ) только начал свой пусть по небу и одарил ее лучезарной улыбкой. легкий ветерок играл с цветами заплетенными в волосы богини, а сад заливал смех речных нимф перемешивающийся со сладким запахом цветов.
[indent] в дикой роще, за их полями, кора увидела один из самых прекрасных цветков, который еще никогда не встречала. хрупкая белая юбочка лепестков окружает желтую сердцевину из лепестков еще нежнее. кажется что даже здесь она чувствует его аромат. но запрещено ей ходить туда без сопровождения... но ей очень хочется этот цветок, он будто зовет ее. она оглядывается посмотреть на нимф и, кажется, все они увлечены слишком своими делами чтоб пришла идея о том что кора хочет сбежать от их присмотра. чем и воспользовалась она. а что может случиться плохого? она только за цветком. туда и обратно.
[indent] незамеченная кора ускользнула от нимф и, чем ближе подходит к маленькому хрупкому цветку, тем сильнее становится его тяжелый и пьянящий аромат. скользит пальцами по лепесткам она, стряхивая капельки росы с бархатной поверхности. он готов покинуть место своего обитания. сорвала цветок богиня, мысленно подмечая потом его засушить, и решила что в руках его понесет, а не положит в корзину. своим уловом удовлетворенная она направилась к подругам-опекуншам, когда земля задрожала.
[indent] вдали видно приближающуюся карету, запряженную четверкой вороных лошадей. персефона кинулась к дому бросив корзину с цветами, но не успела она сделать и нескольких шагов, как карета оказалась с ней рядом, и ее схватили. кора кулаками бьет в грудь того кто крепко прижимает ее к себе. она только успевает увидеть как нимфы все разом кинулись в ее сторону, но они не успеют, никогда не успеют, потому что земля разверзлась и лошади сиганули в пропасть.
[indent] в ужасе, поглощаемая тьмой, она уже не отбивается, а цепляется руками за одежды похитителя. кора боится что это со скоростью света мчится к своему концу, потому что по рассказам нимф под землей только царство мертвых и они направляются туда ( другого варианта не существует ). бездна холодна и безжалостна, а когда земля смыкается, их окружает только топот копыт и пыхтение лошадей, крики ее подруг остались там, под лучами солнца. слезы проступают на глаза и она не видит ничего в непроглядной тьме. в голове только эхом отдается фраза сказанная куда-то во тьму его тихим уверенным голосом.
[indent] когда карета останавливается, она толкает бога осмелившегося ее украсть, и сама падает на твердую пыльную землю. одна из лошадей недовольно пыхтит и топает копытом в опасной близости к богине. кора с опаской пятится по земле меча взгляд между скакунами и богом. и тут она узнает его.
[indent] тот самый бог с которым плутос пил амброзию в гостиной дома деметры. которому она дала белый цветок.
[indent] - пожалуйста... - она и не знает о чем молить его, - пожалуйста верни меня под солнце, - из дрожащих рук выпадает одинокий помятый цветок, который она сжимала в кулаке с того самого момент как сорвала.

marina kaye — homeless

[indent] музыка лилась сквозь приоткрытые окна, квартирки над одним из местных баров Нового Орлеана. заводная и до скрежета зубов веселая. именно с такой музыкой ты ассоциируешь Новый Орлеан. город в котором выросла. место, где каждая улочка, каждый кирпичик, пропитаны теплом родного места. пристанище ведьм, волков и вампиром, стало твоим нерушимым домом, в которое всегда хотелось возвращаться. сияние бус на шее, красочные наряды, условные ритуалы и пышные праздники. вотчина джаза, место, где не существует невозможного. твою семью выгоняли отсюда сотни раз, но вы каждый раз возвращались с алыми флагами, под оттиском войны, крови и смерти. отец шептал: "ты, моя дорогая, принцесса Нового Орлеана, и он всегда будет твоим домом."

[indent] не было и мига с того самого вечера, смерти отца, чтобы ты не мечтала вновь услышать из его уст эти слова: "моя принцесса". плевать на регалии, не важна власть или пустые чины, важно лишь то тепло, с которой он признавался тебе в безусловной любви. тот надлом, на который его обрекло твое рождение. а теперь, что же осталось от всего этого здесь и сейчас? лежа на кровати с заправленными свежими простынями, ты вдыхала ароматы цветов, благовоний, бурбона и сигар, что просачивались сквозь окно с улицу, и понимала — у тебя больше нет дома. место где ты оказалась, должно отторгнуть чужеземку, вытеснить обратно, тебе ведь здесь совсем не место. как бы ты не хотела, как бы сердце не твердило об обратном. даже уговоры дяди о том, что ты должна раскрыть свою тайну, что родители имеют право знать о тебе, не проливают бальзам на израненную от порезов душу.

[indent] на потолке восемьдесят шесть деревянных балок. ты пересчитываешь их уже в сотый раз. счет стал своего рода медитацией, безмолвность новой тантрой. все размышления о том, что же тебе делать, как поступить и как быть, перечеркивает одна прописная истина: ты понятия не имеешь как вернуться обратно. не имеешь ни малейшего понятия как оказалась тут. почему? зачем? была готова умереть вместе с Лэндоном, кануть в небытие схлопывающегося Маливора. по крайней мере, так бы вы были сейчас вместе. шагнули бы в Лимбо. туда, где вас ждал лодочник. один раз ты уже была там, и попросила передать послание семье, чтобы не ждали скоро. теперь же, запуталась в сомнениях, а может стоило сдаться и уйти к ним? сесть в ту самую лодку и оставить позади все мирское. это ведь так просто — сдаться. ты бы не стала трибридом, Лэндон был бы жив, а тебе не пришлось бы сейчас бороться с фрустрацией. а тем временем, на потолке восемьдесят шесть деревянных балок.

[indent] из дымки самобичевания, тебя болезненно вырвал стук в дверь. кажется третий. первые два ты даже не смогла расслышать сквозь пелену собственных мыслей. повернув голову в сторону, надеялась что непрошенный гость уйдет. но четвертый стук, более нетерпеливый, дал понять, что кто бы ни был за той жалкой деревяшкой, он так просто не сдастся. неторопливо сползая с кровати, подошвой ботинок пола касаясь, лицо в ладони прячешь, от переносицы вдоль скул проводишь, морок грусти смахивая в то самое окно. пальцами железную цепочку из пазов выпуская, щелчок замка и поворот ручки. дверь распахнув, на пороге дядю созерцаешь во всей, присущей только ему одному красе. очередной костюм от брионы. прекрасная тройка, скроенная по индивидуальному заказу. запонки на открахмаленных рубашках и мыски ботинок, начищенных до блеска. еще чуть-чуть, и заприметивших эту обув вампиров, никакое кольцо не спасет. — обычно, когда не открывают после второго стука, это означает что никого нет дома, либо тебя не хотят видеть. — отступив в глубь квартиры, жестом руки приглашаешь Майклсона войти.

[indent] на краткий миг, лица дяди касается снисходительная ухмылка. он словно по всем своим базам прогоняет фамильные черты, и напротив имени — Клаус, ставит метафорическую галочку. педантично перешагнув порог, Элайджа по привычке выпускает пуговицу из нижней петли пиджака. что означает высшую форму неформальности беседы, с которой он пришел. — если решил снова рассказать мне как важна семья, и что я обязана всем все рассказать, то зря пришел. — закрывая дверь за дядюшкой, ты проследовала вглубь комнаты и присев на подоконник, кинула взор на нескончаемую веселую толпу туристов. они кружились в потоке нирваны и эйфории. всюду мелькали разноцветные перья и бусы. музыканты то тут там, умело перебирали пальцами по своим инструментам. — ты же сам бросил семью и укатил куда глаза глядят, ведь так? — откинувшись затылком на раму, ты даже не удостоила Элайджу зрительным вниманием.

[indent] — мама всегда говорила, что дядя Элайджа всюду следует за папой... что он, словно моральный компас. единственный, что способен направить его на истинный путь, и не позволить заблудиться во мраке нескончаемой паранойи и жестокости . . . — наконец-то, усладив взор пестрыми красками, ты можешь себе позволить уличить минутку для дядюшки. ваши глаза встречаются где-то на середине комнаты, и ты вновь видишь человека, что позволил твоей матери умереть. которого ты так долго не могла простить и изо всех сил старалась не ненавидеть. он отнял так много, не дав ничего взамен. и лишь со временем ты поняла, что сама такая. это очередная фамильная черта, в твоем букете блядских качеств. — видимо, она слишком убедительно врала, а я была чересчур мала, дабы распознать эту ложь. — опустив ноги на пол с подоконника, ты скрестила пальцы в замок пред собой. — ты ведь вернулся в Орлеан не за тем, чтобы задвигать пафосные речи за семейные узы, верно? — как много тебе хотелось ему рассказать, как много поведать. о его победах, ошибках, фатальных надломах, после которых уже никто не будет прежним. он ничего не знал, не ведал.

[indent] сверля взглядом Элайджу, ты пыталась понять мотив сего визита. истинный мотив. не всю ту мишуру, что любили напускать Майклсоны. а уж в эпатаже своих речей, вы все были мастаками. хлебом не корми дай речь толкнуть. дядюшка конечно в этом был одним из лучших словоблудов. мог одним предложением поставить на место самого короля, да попутно трахнуть королеву. — так зачем ты вернулся, Элайджа? что такого важного происходит в городе, что не может обойтись без твоего присутствия? — встав с теплого дерева, ты шагнула навстречу к дядюшке. тому единственному во всем этом мире прошлого, кто знал кто ты на самом деле такая. и все же обидно, что даже с такой важной казалось информацией, таким знанием, по сути своей, он ведал лишь об одном мизерном проценте всего важного. грядущего, того ужасного, что попытается разрушить "always and forever".

[indent]После с трудом завоеванной победы над Писадейрой, которая стоила Саре сотрясения мозга и нового шрама на плече, Сентфор словно затаился, но девушка не могла позволить себе расслабиться, гадая, какие еще сюрпризы приготовил для нее этот тихий с виду городок. Первые пару недель ее мучили бесконечные кошмары, а сама она вздрагивала буквально от каждой тени, которые казались ей живыми. Но постепенно страх отступал под натиском обычной жизни - О'Нил погрузилась в школьную рутину, так что плохие оценки стали ее самой большой проблемой, ведь все свое свободное время девушка посвящала своему парню, который совершенно бесстыдным образом воровал ее на каждой перемене и сразу после окончания уроков, увозя или на их излюбленную полянку, если позволяла погода, или в казино к Драконам, где Вишня учил Сару играть в покер, а сам Майкл решал свои загадочные драконьи дела. Несмотря на полное доверие между ними, Сара не лезла к Тёрнеру в душу и не требовала, чтобы он посвящал ее во все, чем занимается, в свою очередь скрывая от него значительную часть того, что пережила на том кладбище и чуть ранее. О'Нил считала, что таким образом защищает парня, как бы забавно это не звучало, учитывая, что капитан школьной команды по футболу превосходил ее габаритами раза в два, если не больше, и в принципе был старше.

[indent]К счастью, родителям в целом и матери в частности всегда было плевать на ее успеваемость, лишь бы к директору не вызывали, а в последнее время и подавно, Элизабет О'Нил словно летала в облаках, ведь Купидон пронзил и ее разбитое поступком отца сердце. В глубине души Сара была рада за маму, ведь даже с таким зрением, как у Бобби, было заметно, насколько женщина расцветала каждый раз, когда встречалась взглядом с шерифом Никсоном. О том, к чему могут привести эти переглядывания, если отношения будут развиваться и дальше, О'Нил старалась не задумываться, живя здесь и сейчас. Она была даже рада, что мать не досаждает ей с гиперопекой после выписки из больницы.

[indent]Постепенно, жизнь пришла в относительное подобие нормы. Кэнди после сеансов у психолога стала выглядеть значительно спокойнее и уравновешеннее, стала реже дергаться от громких звуков. Иногда Сара думала, что ей и самой не помешало бы сходить к доктору, но ей было достаточно теплых и надежных объятий Майкла, который в последнее время стал более тактильным, чаще беря ее за руку и переплетая их пальцы. Подкрадываться же со спины и подхватывать ее на руки, О'Нил Тёрнера отучила, после того как пару раз весьма ощутимо въехала ему в живот. И чуть ниже. С тех пор Майкл старался подходить к ней так, чтобы быть в зоне видимости хотя бы периферического зрения.

[indent]Грандиозные планы на пятницу в виде ночевки в доме Тёрнеров с кино-марафоном "Звездных войн" [честное слово, Сара думала, что Майкла хватил удар, когда он услышал, что она не видела ни одной части] и пиццей полетели в тартарары из-за незапланированной тренировки, которая разумеется не могла быть проведена без капитана. Чемпионат штата был сдвинут из-за приближающейся Олимпиады, поэтому тренер сборной сентфорской школы решил добавить еще одну в расписание футболистов. Зная, как важно для Майкла было выложиться на все сто процентов и получить стипендию, Сара сильно не ворчала, во всем поддерживая своего чемпиона. Правда, оторваться от любимых губ было вдвойне сложнее каждый раз. Вот и сейчас крепкое тело парня, уже полностью облаченного в форму за исключением шлема, который он держал в руке, прижимало ее к трибунам, пока их не прервал грозный окрик мистера Джонсона, главного тренера.
- ТЁРНЕР! - он на мгновение прервал поцелуй, но тут же снова прильнул к Саре, вызывая у нее довольную улыбку, - ПЯТЬ ШТРАФНЫХ КРУГОВ, ЕСЛИ ЧЕРЕЗ МИНУТУ ТЫ НЕ БУДЕШЬ НА ПОЛЕ! - О'Нил со смехом со всей силы упирается в грудь самого юного из драконов, уворачиваясь от его попытки снова поцеловать ее.
- Беги, чемпион, - девушка проводит ладонью по гладко выбритой щеке, нежно улыбаясь, - Я буду на трибунах, - в конце концов, у них впереди все выходные, чтобы восстановить пробелы в знаниях о том, что происходит в далекой-далекой галактике. Майкл тяжело вздыхает, но все же отрывается от девушки, успев коварно украсть еще один короткий поцелуй, и спешит присоединиться к остальной команде, которые уже начали разминку. Сара смеется, качая головой и думая, какой же он иногда идиот, поднимаясь на третий ряд, устраиваясь с самого края. Не считая ее и еще нескольких девушек игроков, трибуны были пусты. Ничего удивительного, учитывая то, что уроки давно закончились, а погода уже начала портиться, угрожая ливнем в ближайшие часы. Застегивая бомбер Тёрнера, отвоеванный в честном бою, до самого подбородка, девушка натягивает рукава повыше, вдыхая полные легкие неповторимого запаха любимого человека. Себе она не боялась признаться, что самый популярный парень школы может смело добавлять ее имя в свой список завоеванных сердец. Находя взглядом фигуру Тёрнера, который в данный момент влился в игру и уже раздавал указания другим игрокам, улыбается. Сара была далека от американского футбола, поэтому даже не пыталась запомнить и вникнуть в правила, которые ей упрямо пытался донести Майкл, а лишь получала эстетическое удовольствие, наблюдая за своим парнем на поле. Несмотря на то, что все игроки отличались внушительными габаритами, и к тому же их лица были скрыты шлемами, своего она всегда находила безошибочно.

[indent]Погрузившись в мечты о прекрасном вечере только вдвоем [ладно, втроем, Бобби, очевидно, тоже к ним присоединится, отвлекаясь от своих любимых растений] Сара едва не пропустила сообщение от Дерека [кстати, надо будет спросить, не хочет ли он тоже составить им компанию]. Повторный звуковой сигнал и вибрация все же привлекли ее внимание. Брови О'Нил невольно поползли вверх, когда она стала вчитываться в строчки. Быстро забегав пальцами по клавишам, она уточнила, где сейчас находится Никсон, после оглядываясь на поле. Судя по всему, в ближайшее время тренировка заканчиваться не планирует, она быстро сбежала вниз с трибун, убедившись, что Майкл сейчас полностью погружен в стратегию игры. Даже, если он вдруг заметит ее отсутствие, Сара скажет, что отбегала в туалет.

[indent]Выходя с территории стадиона, О'Нил уворачивается от выезжающей с парковки машины и невольно хмурится. Что-то не сходится. Ускоряет шаг, практически подбегая к другу, она слегка ударяет его в плечо, привлекая внимание.

[indent]- Дерек! - пытается отдышаться, махнув рукой куда-то себе за спину, вспоминая, кого видела за рулем автомобиля, - А какая машина у физика? - меж бровей залегает глубокая складка, когда девушка оглядывается на школу и поднимает голову, пытаясь просчитать, не видно ли от входа окон кабинета физики.

Всю дорогу от дома подруги я чувствую на себе тяжелый пристальный взгляд, от которого волосы на затылке встают дыбом, а вампиры уже не кажутся чем-то действительно страшным. Я кутаюсь в утепленное пальто, постоянно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху, сильнее сжимая в руке ремешок сумки, словно ее содержимое может меня защитить. Начинаю думать, что мы совершили огромную ошибку, потому что даже не попытались завершить ритуал, пусть он и показался нам неудачным, мы все равно должны были закрыть врата в наш мир. Что, если ритуал сработал, и мы действительно кого-то призвали, а после развязали ему руки своими же действиями. Может быть информация в описании была неполной, а мы что-то сделали неправильно? В этот момент мне отчаянно хочется верить в существование высшего существа, которое могло бы меня защитить, поэтому я повторяю в голове все известные мне молитвы, пока тихо открываю дверь родного дома и крадучись поднимаюсь по рассохшимся ступенькам, которые в любой момент могут выдать меня оглушительным в полной тишине ступенькам. Я прислушиваюсь к каждому звуку в заснувшем доме, отчаянно пытаясь никого не разбудить. Тихонько прикрыв за собой дверь своей комнаты, я позволяю себе расслабленно выдохнуть и на мгновение прикрыть глаза. Теперь необходимо только скрыть улики, а днем избавиться от них по пути из школы. В родных и унылых стенах моей комнаты, страхи на мгновение отступили. Что за глупость я успела себе надумать? Этот ритуал изначально был чьей-то шуткой, не более того. Кто-то наверняка от души повеселился, составляя бредовые строки на псевдолатыни и последовательность действий, а мы глупо повелись на этот розыгрыш.

Оказавшись в своей комнате, встряхиваю волосами, после медленно переодеваясь в пижаму, состоящую из мешковатых штанов и свободной футболки, надеясь, что этот день как можно скорее закончится. Но в следующий момент слышу за дверью скрип половиц на лестнице, в следующий же момент ныряя под одеяло в поисках защиты. Как глупо, словно одеяло может по-настоящему защитить меня от сверхъестественных существ. Радует лишь одно, наверное, вампир не сможет зайти в наш дом, не получив добровольное приглашение, а отец скорее удавится, чем пустит вампира в дом. Но что, если существует кто-то выше и сильнее вампиров? Кто-то кого я могла разозлить и чье внимание привлекла?

Словно в ответ на мои мысли, заскрипела половица около моей кровати, а после раздался громкий грохот. Судя по шелесту бумаги, в стену влетела, а после упала на пол одна из Библий. Вздрагиваю, с силой прикусывая нижнюю губу, сдерживая крик. Отче наш, сущий на небесах! Снова начинаю молиться, чувствуя запах дыма в комнате, удивляясь, почему отец еще не выбил дверь в мою комнату, и лишь потом понимаю, слышать и чувствовать должна только я. Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; На какое-то время воцаряется тишина, но я лишь прижимаю кулаки к груди, крепко зажмуриваясь. Как в детстве. Не вижу - не существует.

Глупая-глупая Джессика. Как жаль, что эта мантра не работает. Зло уже нашло тебя. И теперь не отпустит.

Сердце громко и быстро стучит в груди, выдавая меня с потрохами. А со следующим биением сердца, моя комната словно оказывается в эпицентре землетрясения - все предметы падают со своих мест, многие из них сразу же разбиваются, заставляя меня возобновить молитву. Да будет воля Твоя и на земле, как на небе; исступленно неустанно бормочу я, перекрестившись три раза. Словно в насмешку над священным словом, одеяло слетает с моего тела, врезаясь в стену и медленно сползая на пол, а лампа на тумбочке несколько раз моргает. И прежде, чем я успеваю по настоящему испугаться, вижу силуэт высокого мужчины около своей кровати. Медленно скольжу взглядом по его телу вверх, наконец, останавливаясь на его ангельски красивом лице. Впрочем, я ошибаюсь, его красота демоническая. Осознание медленно накрывает меня, мешая выдавить из себя хоть слово. Ритуал удался.

- Ты.. ты пришел, - вместо мольбы о пощаде или любой другой адекватной реакции, какой угодно, кроме радости, иррационально выдыхаю я, безрезультатно пытаясь подавить надежду в голосе. Неужели.. мое желание еще может сбыться? Практически вскакиваю, садясь на постели на коленях, все еще смотря на демона чуть задрав голову. Он невероятно высокий даже для меня. Страх постепенно уступает место предвкушению.

Пока от Толи ещё нет, но заменю как будет. Пока от другого персонажа:
Получить среди ночи сообщение от девушки, которая тебе очень нравится — звучит довольно романтично. Ровно до момента, пока не вчитаешься в его содержание и всё очарование момента, вместе с остатками сна, из которого это самое сообщение выдернуло, не растворится. Потому что сигнал о помощи — это недалеко не романтика и не милый повод просто поболтать. Это несколько мгновений осознания, чтобы мозг включился и начал работать, а заодно подтолкнул к этому весь оставшийся организм. Это быстрые попытки натянуть на себя джинсы, футболку, обувь, а после схватить ключи от машины и дома, бросив удивлённому Сэму, что скоро вернёшься, чтобы друг не скучал и не скулил под дверью. Ведь только что всё было нормально, а вот уже хозяин куда-то срывается среди ночи, и далеко не ради прогулки. Именно такой вдруг стала ночь Брайана, когда смартфон, что валялся рядом на подушке вдруг ожил, высвечивая имя Хлои и её сообщение. Адрес и просьба срочно приехать. Немного неожиданно, если учесть, что после их последней встречи, девушка довольно чётко дала понять, что свой шанс, пусть и не по своей воле, но Бейкер упустил и сейчас она слишком увлечена происходящим на шоу, где встретила вторую половину. Для Брайана всё это звучало дико, хотя бы потому, что это шоу и как можно в рамках него узнать человека, чтобы с ним сблизиться, да ещё и под камерами, на глазах в зрителей шоу. Но не ему было осуждать Хлою. Та авария, а после возвращение в сознание, но с утраченной памятью, сильно пошатнула его планы, кто бы спорил, но и девушка не обязана была ждать в неведении всю оставшуюся жизнь. Слишком много нюансов. Так называемых 'если бы'. Потому Бейкер отступил, предложив хотя бы сохранить общение. Хлоя понравилась ему и как девушка, и как личность. И пусть второго свидания не случится, разу уж сердце её уже стучит чаще при взгляде на другого человека, то дружить они всё-таки могут. Кроме того, Брайан хотел бы пригласить её побыть моделью для своих картин. Просто о том они ещё не разговаривали. Всё было впереди. Но это сообщение явно смешивает всё карты. Всё планы. Что могло случиться?

Он снова за рулём, пусть даже все близкие, будь то брат или Лиз с Кэтрин, были против. Скорость чуть не сгубила Брайана, но сейчас был бы глупо вызывать такси и просить потом его поторопиться. Может от дома Бейкера до адреса в сообщении не так уж и далеко, но кто знает, что именно там происходит. Вдруг счёт идёт на минуты? Бейкер превышает скорость, как и прежде, но всё так же уверен в себе. Та авария ничего не изменила. Точнее, изменила многое, но не пристрастие мужчины к скорости, машинам и умению отлично водить. Тогда всё пошло наперекосяк лишь потому, что его хотели убрать. Целенаправленно. Второго такого раза не будет. Уж точно не сегодня и не сейчас, когда есть осознание, что его очень ждут. Краткое 'я скоро ' отправил сразу же, как оказался в машине. Хлоя должна знать, что её просьба о помощи достигла адресата. Что ей есть, кого ждать. Что же до ситуации? На месте разберётся. Брайан в этом уверен.

На нужный этаж буквально влетает, глазами тут же разыскивая номер квартиры, присланный Хлоей. То, что это жилой дом, причем довольно элитного класса Бейкер уже разобрался. Что здесь делает Хлоя, которая, насколько он знает, почти не должна покидать съёмочную площадку. Видел пару серий. Роскошный дом, большая территория, судя по всему. Едва ли съёмки переехали в квартиру. На это указывает слишком много факторов. В том числе и sms. Недолго думая стучит в нужную квартиру, прислушиваясь к происходящему за дверью. Звукоизоляция тут конечно хорошая. Или просто там слишком тихо? Размышления на этот счёт прерываются в момент, когда дверь распахивается и на пороге предстает высокий щеголеватый парень. Из той породы, что много о себе мнят, считая, что им принадлежит весь мир. Что все перед ними падут ниц. Брайан хмыкает, быстро оценивая стоящего напротив. Обнаженный торс, уже растегнутый ремень на брюках, не самое дружелюбное выражение лица. Можно было бы предположить, что Бейкер отвлек его в довольно пикантный момент, вот только если сложить это с недовольным 'чего надо, проваливай', выбивающимся в коридор светом из под двери в ванной, скорее всего, но тут ещё не точно, а ещё с сообщением от Хлои, то картина ясна как дважды два. И она совсем не нравится Брайану.
— Где Хлоя? Если этот ублюдок её хоть пальцем тронул или как-то обидел, ему очень повезет, если после он соберёт зубы с пола. Может Брайан и предпочитал решать всё миром, особенно в последнее время, вдоволь поучаствовав в событиях, что предполагали даже оружие, но для этого парня сделает исключение. Причем даже с радостью.
— А вот тут ты ошибаешься. Очень даже моё. Ответ не верный дан на вопрос. Бейкер упирается рукой в дверь, которую парень попытался закрыть прямо перед носом, а после резким движением толкает ту от себя, из-за чего тип отступает на пару шагов. Следующее решение может и не из лучших, но если потребуется, потом Бейкер оплатит ему компенсацию физического вреда. Если тот рискнёт заявить. Ведь очевидно, что именно от него Хлоя спряталась сейчас за той дверью и попросила помощи у Брайана.
— Если девушка говорит нет, значит это нет. И после этих слов Брайан бьёт чётко в нос, вкладывая в удар достаточно силы, чтобы на время парень даже сознание потерял. Ничего, не хиленький, оправится. Тем более что второй порыв, а именно пару раз ударить уже по почкам или рёбрам Бейкер пока сдержал. Но если сейчас окажется, что он что-то сделал с девушкой, то тут никакое самообладание не спасёт.
Оставляет того в полуобморочном состоянии и разбитым носом валяться на полу, переступив через него и сразу же подходит к двери, откуда пробивается свет.
— Хлоя, это я. Всё нормально, ты можешь открыть дверь. Потому что если она не сделает этого сама, то Брайан просто её выбьет, но хочется верить и надеяться, что не потребуется. Не то что бы ему жаль например разбитые костяшки или он переживает за собственную ногу, которой придется воспользоваться, если дверь не откроется, но меньше всего Брайану хочется напугать Хлою ещё сильнее, чем возможно она уже напугана.
И, к счастью, она выходит из своего убежища сама. Прямо в объятия Бейкера.
— Эй, всё хорошо, слышишь. Всё хорошо. Я здесь. Здесь. Больше тебе нечего бояться. Уж точно не того урода, что всё ещё корчится на полу. Пусть только попробует встать. Брайан тут же отправит его назад. И в этот раз удар будет ещё сильнее.

Ванда не живет. Просто существует последние пару недель, выполняя какие-то автоматические действия. Весь мир потерял для нее краски. Остался только красный.

Каждый день был похож на предыдущий. Проснуться. Принять душ. Позавтракать, читай, поковырять вилкой яичницу или омлет и выпить несладкий кофе. Навестить Пьетро и в очередной раз услышать "Никаких улучшений, к сожалению, но он стабилен". Ведьме хотелось выть от этих холодных безжалостных слов, но она лишь кивала, выдавливала из себя вежливую улыбку да какие слова благодарности и уходила. Выбирала наиболее уединенные уголки, где никто ее бы не потревожил. Ей не хотелось никого видеть. Ей не нужна была их жалость и забота. Ее дом был уничтожен, буквально стерт с лица земли. Ее сердце билось сейчас за счет многочисленной аппаратуры в стерильной палате. Ванда даже пыталась выйти на связь с Эриком или Лорной, но наткнулась лишь на глухую стену. Чарльз Ксавьер также не смог [или может быть не захотел] ей помочь.

Ей просто некуда было пойти.

Но находиться рядом с Мстителями было невыносимо. Ванда не чувствовала себя в безопасности, не могла расслабиться, окруженная бесчисленными агентами и героями Земли. Единственный, с кем ей было относительно комфортно, кто был свидетелем ее изменений, кто помог ей определиться и кому она не причинила непоправимого вреда, Клинт Бартон отбыл в неизвестном направлении вскоре после того, как медики разрешили. До этого Максимова буквально льнула к лучнику, видя в нем необходимую поддержку. В конце концов, Пьетро пострадал именно защищая Бартона. А все остальные пострадали из-за неё. Ведьма не осознавала в полной мере, что именно она делает. И самое главное, как именно она это делает. И все чаще Ванда ловила себя на мысли, что от пуль пострадал не тот близнец. Пьетро заслуживает жизни гораздо больше, чем она.

Новоприобретенные способности ее пугали. Барон и влияние скипетра что-то окончательно сломали в ней - какие-то внутренние барьеры, стерли тонкие границы дозволенного, подтолкнули к самому краю. Безумный демон сидел в ее голове и каждое мгновение рвался на свободу, жаждал крови. Максимова сходила с ума, слушая его манящий шепот и сжимая виски тонкими пальцами с неизменными дешевыми кольцами [это все были его подарки, поэтому Ванда скорее умрет, чем расстанется с ними]. И иногда ей так хотелось поддаться, прислушаться к голосу_ с д а т ь с я. Просто перестать сопротивляться, опустить руки. Демон обещал ей исполнение самого главного желания взамен на послушание.

Впрочем, Штрукер тоже много чего им обещал. И Магнето. И даже непогрешимый Профессор Икс. И к чему это привело?

Ванда может быть и не доверяла Тони Старку в полной мере, он был меньшим из возможных зол. Да и крайне редко появлялся в собственной башне, к огромному облегчению Ведьмы. Постепенно она осваивалась на базе, позволяла себе чуть больше времени проводить в обществе других людей, заглядывала в спортзал или даже комнату отдыха, когда там было больше трех человек. Но ее все еще боялись, она чувствовала это, слышала их мысли, пусть теперь уже совсем этого не хотела. Экранироваться было сложно, и покой Алая Ведьма находила только в одном месте - в палате Пьетро, размеренное шуршание приборов помогало ей успокаиваться. Иногда она даже засыпала в кресле около его постели, но на утро неизменно обнаруживала себя в своей комнате. Она не знала, кто именно ее перемещает, пока в одну ночь не проснулась и не уловила отголосок мыслей Сэма Уилсона, который осторожно поднимал ее на руки. Тогда и на следующее утро она не подала виду, что что-то произошло, но через пару дней составила компанию Соколу в гостиной, сделав ему чай и по обыкновению ничего не сказав, лишь едва заметно кивнув. С тех пор это стало негласной традицией.

Возможно, Ванде было так легко с Сэмом, потому что его не было там, в Соковии. Ей не приходилось пробуждать его самые худшие воспоминания, а ему не приходилось заново переживать их. Чувство вины жгло Ванду не хуже огня, пробуждая ее худшие кошмары. И что самое страшное, никто ее не винил! Никто не смотрел косо, скорее наоборот.

От гнетущих мыслей Ведьму отвлекает даже не сколько голос Наташи, сколько ее мысли и ее настроение. Ванда внутренне напрягается, невольно расправляя плечи, поднимая на русскую слегка расфокусированный взгляд. Ей требуется не более полминуты, чтобы полностью осознать, кто именно перед ней.

- Что? - брови Ведьмы сходятся на переносице, на лице чистое удивление вперемешку со страхом. Прошлое Наташи едва ли не сбило Максимову с выполнения миссии, заставило сомневаться, а действительно ли то, что они делают, во благо? И Ванда не могла заставить себя посмотреть в глаза русской шпионки, старалась и вовсе избегать ее компании.

- Пока они меня не подводили, - упрямо возражает Ванда, чуть отстраняясь от рыжей, невольно намекая на произошедшее на том злополучном корабле. Зрачки, реагируя на внутреннее состояние дочери Магнето, вспыхивают алым светом, а на кончиках пальцев появляется алый туман. Впрочем, Ванда быстро берет себя в руки, сжимая ладони в кулаки. Ей не хочется признавать правоту Романофф, но та не собирается отступать и не оставляет выбора. Почти, как Клинт когда-то. Возможно, именно это и играет решающую роль. Глаза вновь приобретают привычный светло-зеленый оттенок, плечи опускаются, а голос звучит на удивление глухо.

- Что ты хочешь, чтобы я сделала, Наташа?