Первое время кажется, что ничего не происходит.

Затем он улавливает движение. Человек, сидящий перед ним – японец с пергаментной горчичной кожей – кивком велит открыть алюминиевый кейс. От уличных огней на матовой поверхности появляются мутные пятна, словно от краски, которую в спешке не успели стереть до конца.

В круг света встаёт ещё один человек. Как и Амаймон, он весь в чёрном, с гладко зачёсанными назад волосами. Туго щёлкают замки. Приподнимается крышка; старый японец вскидывает руку, веля остановиться.

Амаймон тушит сигарету о заботливо подставленную ему пепельницу, и в этом молчании лёгкое шипение подожжённой бумаги звучит до боли отчётливо.

Они боятся. Все присутствующие в комнате – люди, и Амаймон знает: они часто делали то, на что любой другой человек никогда бы не смог решиться. Но всё равно боятся – в эту минуту, когда никто из них не знает точно, что обнаружат за серебряно блестящей поверхностью кейса, их нервы выкручивает первородная суть человека, всегда тревожно трепетавшая во тьме неизвестности.

Ещё секунда.
Вторая.
Глава группировки, что в теории могла бы доставить проблемы, открывает кейс, и в его глазах загорается тихая, затаённая радость.

– Поверить не могу, – голос господина Такэда дрожит, но лишь на мгновение. Когда он снова заговаривает, то интонация звучит твёрже. – Где вы это нашли?
– Это неважно.

Они ведут беседу на японском; Амаймон говорит на нём с безупречной чистотой, и умы окружающих его людей один за другим царапает тревожный вопрос. Кто этот человек – американец? англичанин? – откуда он, почему говорит без акцента, и как ему удалось добыть то, что никто даже не надеялся отыскать, как минимум, в ближайшие несколько лет?

Ни на один из этих вопросов никто не получит ответа.

– Не подумайте, будто я хочу вас купить, – демон, облачённый в человеческую плоть, подаётся вперёд, опираясь на стол. Только сейчас все замечают, что он так и не снял перчаток: раздаётся шорох чёрной кожи при движении пальцев. – Но, надеюсь, теперь вы понимаете, насколько серьёзны наши намерения. И насколько обширны возможности.

Это его даже забавляет: комната, зажжённый свет, эти люди, эта роль, которую он играет с пугающей убедительностью.

– Да, конечно. – Такэда опускает крышку кейса, запирает его обратно на кодовый замок. – Разумеется, мы всё понимаем.

В глубине, на отливающим синевой бархате, лежит маленькая и, на первый взгляд, совсем непримечательная чаша. Для господина Такэда она имеет особое значение – и не как вещь, которую можно продать и до конца жизни ни в чём больше не нуждаться. А как память.

– Вы же понимаете, – говорит Амаймон, и его вкрадчивый тон будто пробирается под кожу, – что в этом кейсе я мог привезти части тела ваших агентов.

Все задерживают дыхание; видно, как у одного из людей Такэда напрягаются мышцы. Амаймон, помолчав немного, тянет губы в миролюбивой улыбке.

– Но надеюсь, что до этого не дойдёт. Мой господин ценит возможность договориться.

Такэда и сам понимает: он этому белокожему гайдзину и его хозяину обязан теперь чуть ли не до конца жизни, и клятва верности, которую он должен озвучить на ближайшем собрании якудза – самое меньшее, что он может в ответ сделать.

Такэда не хочет думать, какова настоящая цена этой неожиданной щедрости.

– Я отправлю вам приглашение, – говорит Амаймон, бесшумно поднимаясь, когда они заканчивают разговор. – Не опаздывайте.

***

В назначенный день воздух дрожит от напряжения. Взглядом, которым можно срезать кожу, Амаймон безошибочно определяет: Каину, сыну его истинного господина, в этой роли неуютно. Люцифер поставил его, как маленького местного бога, на вершину хитро сплетённой сети японских преступных группировок, и свой путь они омывают кровью так же щедро, как и умело подобранным словом. Амаймон старается делать всё тихо. Но когда надо – не брезгует и показательными представлениями, если они приближают к той цели, которую поставил перед собой Отец Лжи.

Каин – словно приколотая к игле бабочка; вероятно, и хотел бы вырваться, да уже не может.

Внизу собираются люди. Не все из них дружелюбно настроены к иностранцу, кто за считанные недели успел подмять под себя все важные районы города. И не все из них, строго говоря, люди. Амаймон узнаёт среди собравшихся, как минимум, несколько обакэ. Они могут доставить проблемы и это стоит учитывать.

Сегодня он тоже весь в чёрном: безмолвная, бесшумная тень, движущаяся с грацией хищника. Он поднимается по лестнице, пока все занимают положенные им места. Внизу плывёт сладкий запах сакэ, тревожно трепещет ткань верных ему демонов, играющих ныне роль прислуги. Бесшумно же Амаймон появляется на пороге, раздвинув неплотно прикрытые двери. Взглядом выхватывает белый мрамор кожи Люцифера.

– Они ждут вас, мой господин.

Фраза вроде бы должна предназначаться Каину, но Амаймон удостаивает его лишь лёгким кивком. Слова эти направлены на Люцифера – на него же Амаймон смотрит, когда говорит это, почтительно склонившись.

На губах тонко змеится усмешка.

Фокс разочарованно поднялся с кресла, краем глаза заметив движение за распахнутыми створками автоматических дверей. Тут же тело, подчиняясь инстинктам, рвануло к укрытию. Вдалеке из-за поворота показались сперва лучи фонарей, а затем и несколько человек в тяжелой броне с оружием наперевес. И что-то подсказывало Харперу, что договориться с бойцами не получится. Глаза бегали по кабинету охраны, пока мозг отчаянно пытался придумать план. В конце концов взгляд остановился на нескольких узких шкафчиках и пластиковой карте, что, поблескивая магнитной полосой, валялась на полу прямо у них.

Внутри нашелся тяжелый боевой пистолет и комплект формы охраны. Фокс, который все это время разгуливал в бесформенный рубахе до колен, был рад настоящей одежде и теплой обуви. Немного не по размеру, конечно, но медленно приближающиеся бойцы, что внимательно изучали каждое помещение на пути, слушать его жалобы не будут. Больше остального Харпер, конечно, радовался оружию. Руки чесались поскорее пустить незнакомую игрушку в ход, но мужчина хладнокровно ждал момента.

Бойцы добрались до кабинета охраны. Один из них направил луч фонаря в дальний угол кабинета, подойдя достаточно близко; Фокс схватил его оружие с другой, не освещенной стороны, и дернул его на себя. Солдат, не ожидавший нападения, все же не выпустил винтовку из рук, рухнув вместе с ней на пол. Фокс несколько раз врезал ему рукоятью пистолета прямо по стеклу шлема, но это не дало эффекта, боец продолжал брыкаться; не медля, Харпер выстрелил мужчине в висок. Кровь брызнула на пол вместе со снопом алых искр. Шокированный Фокс поспешил отползти вглубь комнаты. Он по-прежнему в ловушке.

Противники не спешили стрелять в ответ. Опыт заставлял Харпера готовиться к шквальному огню на поражение, особенно когда у врага при себе такое тяжелое штурмовое оружие. Им бы дать хороший залп сквозь стены из тонкого металла, да покончить с неожиданной помехой. Фокс осторожно подобрал винтовку убитого и осмотрел её. В массивном барабанном магазине обнаружились восемь снарядов непривычной формы. Мужчина сразу же сделал вывод что, возможно, это оружие — нелетальное средство нейтрализации. Однако проверять это на себе он не желал, как и на тяжело бронированных врагах.

— Харпер, пушку брось и выходи! — грубый, неестественный, явно синтезированный голос заставил мужчину вздрогнуть от неожиданности, — И лучше без фокусов!

Фокс стиснул зубы. Сомнения в том, что эти люди пришли за ним, растаяли вместе с эхом чужеродного голоса в глубинах пустующих коридоров. Он оценивающе взглянул на лежащий у ног труп; точнее говоря, Харпер заинтересовался тяжелыми доспехами преследователя. Сложил два и два: такая защита явно способна противостоять нелетальному оружию. Конечно, на бедре у мертвеца покоился вполне себе, на взгляд Фокса, боевой пистолет. Вот только возьмет ли он такой слой брони? Крякнув от натуги, мужчина поднял тело и обхватил его за шею, выставляя защищенный торс как щит перед собой. Тяжелый, зараза, килограммов сто, не меньше.

— Господа! Вынужден вам сообщить, что возникло какое-то чудовищное недоразумение! — его искренне изумленный, без капельки агрессии или вызова голос отразился от стен, — Видите ли, я не господин Харпер, мне даже незнакомо это имя! Прошу, не стреляйте! Не губите и без того призрачную возможность переговоров!

Преследователи переглянулись.

— Ты уже грохнул одного из наших, засранец, — сквозь шлем процедил один из них, — Выходи сам или, богом клянусь, я швырну осколочную в ту дыру, где ты окопался.

— Но это невозможно! — надрывный, жалобный возглас Харпера в ком угодно мог пробудить чувство стыда, — Ваш товарищ серьезно повредил мои ноги, у меня никак не выйдет встать! Потому я и, как вы выразились, “грохнул” его! Самозащита испокон веков не являлась преступлением! Молю, проявите милосердие и здравый смысл, просто войдите ко мне; убедитесь, что никакой я не Харпер!

Бойцы снова переглянулись.

— Если мы и правда обознались? — прошептал один из них.

— Господа, прошу вас поторопиться! Мое колено страшно кровоточит, без вашего вмешательства я рискую отойти в мир иной! — чуть не плача верещал Фокс, занимая укрытие за телом уже убитого преследователя, направляя ствол пистолета на входную дверь, — Молю, уважаемые! Вы же не варвары какие-то, чтобы бросить раненого по ошибке человека!

Преследователи стали медленно приближаться. Харпер понял это по движению лучей света и хрусту битого стекла под тяжелыми подошвами. Если они соображают что-то в тактике, то займут позиции по обеим сторонам двери. Снаружи тяжело было разглядеть хоть что-нибудь в полумраке, не направив внутрь фонарь. Кому-то все же придется подставиться, и тогда-то Фокс сделает свое дело. Звук шагов приближался. Краем глаза мужчина заметил, как одна из теней шмыгнула мимо двери. План работал.

— Ай-ай-ай! Господь милосердный, как же больно! — заголосил Харпер, продолжая свою игру, — Крайне невежливо с моей стороны подгонять вас, уважаемые, но мне очень не хочется сыграть в ящик из-за какого-то нелепого и случайного ранения! Ежели вы так боитесь одного израненного несчастного человека, будучи при оружии и в доспехах, то швырните мне хотя бы аптечку!

После этих слов Фокс надрывно захныкал так, чтобы его было хорошо слышно, но в меру естественно, не допуская возможности разоблачить себя. Наконец-то из-за края двери показался край дула винтовки, затем и рука бойца, а после и голова. Пистолет рявкнул так громко, что у Харпера загудело в ушах. Тяжеленный труп рухнул прямо в проходе, предварительно брызнув кровью из пробитого черепа на белоснежную стену позади себя. Послышались тяжелые шаги — противник спешно отступал, зная, что оружие сидящего в засаде Фокса с легкостью пробьет стену.

Тут-то Харпер поднялся, чувствуя свое превосходство над последним бойцом. Держа тело в доспехе как щит, он медленно вышел из каморки охраны. Два толчка едва смогли передать инерцию сквозь толстенный щит из человеческой плоти, а разряды тока, что выпустили вонзившиеся в броню снаряды, не смогли достать руки Харпера. Пара метких выстрелов пробили угол, где скрывался противник, с хрустом пройдя ещё и через плечевую кость, раздробив ее в разных местах. С утробным рыком, который, проходя через фильтры на шлеме, звучал поистине жутко, тяжелое тело рухнуло на пол. Фокс торопливо подбежал к раненому в надежде задать тому парочку вопросов, но не успел: по поверхности доспеха пробежала волна электрических разрядов, от пояса до головы, и затем шлем с неестественным пластиковым треском лопнул, забрызгав все стены вокруг содержимым черепа преследователя.

Живыми не сдаются. Как же всё на самом деле скверно…